Июнь сорок первого... Государственные экзамены в Дорогобужском педагогическом техникуме, где училась Мотя заочно, позади, осталось только получить документы. Стать учителем она решила давно и в техникуме училась с удовольствием. По окончании ее ждала работа, которую она любила, а главное, ждали ребята. И трудно сказать, кто кому был больше нужен — она детям или дети ей. Они не могли обходиться друг без друга.

Война ворвалась в ее жизнь, сломав все, о чем Мотя мечтала, думала. В коридорах техникума было беспокойно. Среди всеобщей сумятицы она вдруг увидела мужа.

— Миша!

— Я за тобой, Мотя! Доберемся быстро, у меня велосипед.

Весь стодвадцатикилометровый путь до Басина они проговорили без умолку. В ту летнюю июньскую ночь сорок первого года Мотя не могла и предположить, что год спустя, выполняя специальное задание, проделает путь, невероятный по своему замыслу. И ей придется отвечать не только за своих, басинских, ребят, но и за всю полуторатысячную “армию”, которую ей будет поручено вывести в тыл.

— Враг рвался в глубь страны. Жители Басина с тревогой слушали по радио сводки Совинформбюро и читали газеты. 28 июня 1941 года “Правда” писала: “Война только начинается. Она, может быть, и не скоро закончится. Нам не вскружат голову удачи и победы в отдельных сражениях, нас не смутят и отдельные неудачи. Война, в которой участвуют миллионы, которую ведет великий народ, — это сложная, историческая борьба. Мы знаем одно: победа за нами. Ну и ну, Наталья Ивановна! Об этом только я да Мотя знаем.

— Я же говорю, что конспирации тоже учиться надо. Вот тебе задание: приемник перенеси на школьный чердак. Все сообщения записывай. Организуй комсомольцев в помощь. Листовки сейчас очень нужны. Только будьте осторожны. Меня информируй через связных. Действуй!

Вольский примчался домой и с порога крикнул:

— Мотя, теперь мы действуем организованно! Наталья Ивановна поручение мне дала! Надо листовки печатать!

— Ты, Миша, юркий, смотри, что делают мальчишки,— и Мотя показала, как по углам деревянной школы, сделанной “в лапу”, лазят кверху мальчишки. — Вот посмотри и поучись.

Вечером Миша пошел к школе и попробовал залезть под крышу. Не сразу получилось — оказалось, трудно. Но до фронтона долез. А потом, натренировавшись, залезал не хуже любого мальчишки. Выпилил аккуратно фронтонные доски, сделал крышку — лаз на хитром замочке, который мог открывать только он. И два раза в неделю слушал приемник. А потом Зина Лозовская, дочь учителя Варнава Петровича, Мотя, Толя Егоров, сын подпольщика Егора Константиновича Егорова, и Пантелей Михайлович Акимов всю ночь строчили на тетрадных листочках «Вести с Советской Родины». За ночь получалось пятьдесят-шестьдесят листовок. Первые весточки появились в двадцатых числах июля сорок первого года, с сообщением об ожесточенных боях на смоленском направлении. И каждая листовка заканчивалась словами: “Смерть немецким оккупантам!” В эти дни на смоленском направлении шли наступательные и оборонительные бои. Подпольщики сообщили в одной из листовок о героизме и мужестве советских войск в боях за Ярцево. Группа войск под командованием генерала К. К. Рокоссовского освободила этот город, и все попытки фашистских оккупантов вернуть его были безуспешными.

Враг в первых числах августа вынужден был временно отказаться от молниеносного захвата Москвы, а ведь до этого немцы кричали: «Москва капут!» Мотя, Зина, Толя выходили ночами, клали листовки в почтовые ящики, бросали в домики, где собирался народ на работу. Все подпольщики заметили, как деревня сразу повеселела. Утром они видели посветлевшие лица, нередко улыбки. Подпольщики поняли — их дело нужное, важное. Все делали дружно. Сбор информации, новостей в округе Матвеева поручила Моте и Зине. Они постоянно пропадали по деревням, узнавая обо всем. Однажды мальчишки принесли радиоприемник, который до прихода немцев был в отделении связи. Осмотрев его, Миша сказал:— Во-первых, дорогие мои ученики, никому ни слова. Немцы за эту штуку по головке не погладят. Я его уничтожу, но все равно — никому ни слова.

Ребята молчали, но они наверняка знали, что ничего подобного их учитель не сделает.

А Миша, как только приемник попал к нему в руки, наладил его и, настроившись на волну, умудрялся записывать сводки даже в темноте. Слышимость была отличная — не то что на самодельном детекторе. Подпольщики радовались, услышав о приезде в Москву личного представителя президента США Рузвельта Гарри Гопкинса. Хотелось верить, что и это поможет борьбе с фашистской Германией. Слышали они и о наступлении наших войск с целью разгромить духовщинскую и ельнинскую группировки противника. Они написали листовку по сводке Сов информбюро от 22 августа 1941 года о двухмесячных итогах войны между гитлеровской Германией и Советским Союзом: «В войне против Советского Союза германская армия чинит неслыханные в истории войн преступления: пытает и зверски избивает мирных раненых красноармейцев и командиров, истребляет тысячи пленных советских жителей, не останавливается перед массовыми убийствами женщин и детей, дотла разоряет советские села и города, занимается грабежом и мародерством, насилует женщин и девушек. Гитлеровские орды предстали перед всем миром в отвратительном виде убийц и грабителей. Все это даром гитлеровским бандитам не пройдет. За свои неслыханные кровавые преступления им придется ответить. И они поплатятся кровью за кровь, смертью за смерть!» Группа сопротивления в Васино жила и не давала немцам покоя. В нее входили Пантелей Михайлович Акимов, Варнав Петрович Лозовский, Егор Константинович Егоров, Михаил и Матрена Вольские и Наталья Ивановна Матвеева, которая являлась руководителем подпольной партизанской группы.

В Духовщинском районе, кроме Басинской, были созданы Преображенская, Озерецкая, Петрищевская подпольные партизанские группы, а также они возникли в Гришкове, Крапивне, Тикунах, Медведеве и других местах.

Организацией и созданием подпольных партизанских групп руководил Духовщинский подпольный райком партии и его секретарь Петр Феоктистович Цуранов. Уже 17 июля 1941 года основной актив района, в том числе руководители райкома ВКП(б), ушел в подполье. Сорок пять коммунистов и около двадцати комсомольцев были отобраны для подпольной работы. Заранее были определены явки, достали радиоприемник, чтобы быть в курсе событий на фронтах и в стране. Нужно было развернуть агитационную работу среди населения, поднять народ на борьбу против немцев, наладить связи с коммунистами и комсомольцами, оставшимися на территории района, а также создать партизанские отряды для борьбы с врагом. В одном из своих писем жене Петр Феоктистович Цуранов сообщал: «первые недели и месяцы подпольной работы были очень тяжелыми. Отрядов у нас в районе около десятка. Не знаю точно, поскольку бойцов в каждом отраде, в моем отряде больше ста бойцов. Все замечательный, отборный народ. Жил в Федорове, Гришкове, Петрищеве, Басине. Ночевать приходилось в поле, в лесу... Партизаны неуловимы. Замечательно то, что все население горячо поддерживает нас, помогает нам и ненавидит фашистов... Оставшись в районе, я исходил и исползал его вдоль и поперек, нашёл всех коммунистов. Организовывал их в подпольные партизанские группы.»

На смоленской земле, в том числе и в Духовщинском районе, зарождалось и оформлялось партизанское движение.

Райкомы партии, партийные и комсомольские организации действовали в глубоком подполье.

Как-то во второй половине августа сорок первого, когда Мотя с Мишей были дома, Миша вдруг заметил идущего по улице человека:

— Не может быть! Мотя, ты посмотри, кто по улице идет!

Мотя взглянула и увидела Цуранова.

— Петр Феоктистович здесь, у нас? Слушай, а может, ошиблись? Ведь у Цуранова не было этой бороды, да и с тросточкой не ходил.

— Эх, Мотя, ты что, забыла, время какое сейчас?! Да ему и нельзя не маскироваться, ведь первого секретаря, считай, вся Духовщина знает!

— И все же надо проверить! — и Мотя, сорвавшись с места, бросилась на улицу. Одумавшись, что своим видом она может выдать Петра Феоктистовича, она прошла мимо, внимательно взглянув на деревенского гостя. Тот, видимо, признал ее, улыбнулся. И эта улыбка, и слегка рассеченная нижняя губа, и глаза добрые, с густой сеточкой морщинок сказали Моте все. В дом она влетела со словами:

— Он, точно он, Цуранов! Я его сразу узнала! Миша, беги к Матвеевой, он туда ушел. Уговори его, чтобы у нас жил. У Натальи Ивановны нельзя, у нас безопаснее — рядом волость, немецкое начальство, да и мы вне подозрений.

Пока Миша ходил, Мотя все уже обдумала. Прежде всего — конспирация. А для этого она предложила в чулане вырезать за печкой две половицы, прорыть под полом и под стеной дома запасной выход в коридор. Оттуда можно было незаметно проскочить в огород по замаскированной тропе. Сделали они это вдвоем с Мишей буквально на одном дыхании. Мишина мама удивлялась:

— Что это за гость такой, коли вы ему в чулане место готовите?

Вечером пришел Цуранов. Все осмотрел, даже пролез разок по тайному ходу и работу одобрил. Дом Вольских и стал явочной квартирой. Всю ночь они не сомкнули глаз, говорили, говорили:

— У нас с вами речь пойдет, — заметил Цуранов,— об установлении связи с Партизанскими подпольными группами в Озерках, Преображенском, Петрищеве, Гришкове, Тикунах, Медведеве. Пора переходить к активным действиям: подрывать мосты, резать связь, налаживать разведку, иметь точную информацию обо всем, что происходит в районе. А вы молодцы. О ваших листовках наслышан. Но будьте осторожны. Конспирация в нашей работе — первейшее дело.

Все, что касалось налаживания связей с партизанскими группами и подпольем других сел, Петр Феоктистович поручил Моте. Не раз потом она выполняла и специальные поручения Цуранова, о которых даже Миша не знал. Весь инструктаж *она получала от секретаря райкома, он был ее руководителем и наставником. Как-то он сказал Вольскому: *

— Ты уж, Михаил Архипович, не обижайся на наши с Мотей секреты. У тебя своих дел полно, а потому в наши тебя не посвящаю. Все собранные материалы Мотя будет передавать мне лично.

Оба Вольских это хорошо усвоили.

Как-то немцы пригласили в Петрищево учителей и повели разговор об открытии школ в деревнях Петрищевского и Басинского сельсоветов. Все учителя возмутились. А когда о предложении немцев Мотя доложила Цуранову, он сказал:

— Вот вам-то и надо поработать, Матрена Исаевна. Вы для немцев женщина тихая, смирная. Михаилу Архиповичу не надо этого поручать, его и так знают, хватит с него!

“Хватит с него”. Эти слова вновь напомнили Мише о недавно пережитом. Ведь за два года до войны он числился “врагом народа”. Как-то на одной из политинформаций, в школе он назвал ведущей силой февральской революции 1917 г. буржуазию. Информация была тут же доведена “до сведения”, и как итог — исключение из комсомола, лишение возможности работать. Тогда, пришлось уехать из родных мест, чтобы как-то прокормиться. Как он успел избежать ареста и ссылки в лагерь — счастливая случайность. Несколько лет унизительной жизни. Словно ты есть, и тебя нет... И лишь в 1939-м, когда прошла волна бериевских временных послаблений, он смог восстановиться в комсомоле, вернуться к своей работе.

Вера в то, что была совершена чудовищная ошибка, а сам он был несправедливо оклеветан, оставалась еще долго. Лишь через много-много лет к нему придет осознание того зла и беды, которые осуществлял над его народом человек, с чьим именем они всю войну шли в бой. Но это было потом, после войны, а сейчас...  >

Негодованию Миши не было границ:

— Это моя жена у фашистов работать будет! Нет!

— Вы поймите, ваш дом не должен вызывать у немцев ни малейшего подозрения,— убеждал Цуранов.— Не сердитесь на нее. Считайте, что это мое поручение.

Со школами у немцев ничего не вышло, а вот с ребятами Мотя в селах и деревнях встречалась постоянно. Они были ее настоящими друзьями и помощниками. От них узнавала все последние известия в округе. Мальчишки и девчонки были наблюдательны, отчаянно смелы. Мотя страшно боялась за них. Но информация для Цуранова у нее всегда была свежая, как говорится, из первых уст. Выслушивая донесения Моти, Петр Феоктистович улыбался и говорил:

— Словно ясный месяц посветил!

Позднее он и придумал ей кличку Месяц. Постепенно устанавливались связи с партизанами, сначала, с Гришковским партизанским отрядом Сергеича (отряд Александра Сергеевича Туровского), потом с отрядом Федора Апретова, лейтенанта Красной Армии. Отряд находился в районе деревни Городище.

Эти партизанские отряды возникли по инициативе бойцов и командиров Красной Армии, оказавшихся в окружении.

Во многих деревнях побывала Мотя, не перечесть. Наверно, легче было бы сказать, где она не бывала. Возникали и трудные положения. Выкручиваться приходилось не раз. Однажды шла из разведки из Загусинья в Федяево. Неожиданно из-за мельницы появился полицай:

— А ну, красавица, пропуск! — и приставил штык ей к боку.

Стараясь не выдать волнения, Мотя в тон ему сказала, заметив, что тот подслеповат, а очки у него сползли:

— Ты что, Василий, сестру не узнаешь? — а сама тем временем по мосточкам, по мосточкам двигалась к мельнице.

— А ну, стой! Стой, тебе говорят! Сестренка отыскалась?! Какой я тебе братец? Какой Вася?

— Неужто обозналась? Ай, батюшки! — и Мотя изо всех сил толкнула его в речку.

Пока полицай барахтался в воде, Мотив и след простыл.

Критическая ситуация возникла как-то и в Васино. И тоща показалось, что все хорошо налаженное дело пойдет прахом. В Васино понаехало полно немцев. Неожиданно пошел сильный дождь. Немцы повыскакивали из школы, где остановились, и начали таскать доски из штабеля, чтобы укрыть что-то в машинах. А в штабеле были спрятаны винтовки. «Что делать? Обнаружат, сразу поймут, чьих это рук дело». Сними немцы еще несколько досок, и... Но дождь внезапно кончился.

В феврале 1942 года от детей волостного старшины Мотя Вольская узнала, что их отец составляет списки, которые скрывает даже от семьи.

— Матрена Исаевна, а мы в этих списках видели вашу фамилию и Лозовских, зачем он это делает? — спросили ребята.

Мотя и виду не подала, что догадалась о замысле волостного, только сказала:

— Немцы, наверное, требуют списки учителей для школ, которые хотят открыть. Вот волостной и старается, чтобы никого не забыть.

А сама об этом рассказала подпольщикам. И был разработан план. Немцы и полицаи устраивали банкет по какому-то поводу. Они перепились, оставили волость без часового. Миша с Лозовским подобрали ключи, открыли ящики и нашли те самые списки. Они уже были подписаны волостным старостой и готовы к отправке в демидовскую администрацию. Изъяв их, все снова закрыли и вернулись домой. В списках оказалась вся подпольная группа, но фамилии Цуранова не было, значит, о нем никто и ничего не знал. Это было хорошо, но над подпольем нависла угроза. Правда, отряд Туровского вскоре сжег волость в Чижеве, и там сгорели не только приготовленные списки, но и все, что было награблено у населения и предназначалось немцам.

Немецкие оккупационные власти запугивали население. На улицах были расклеены объявления немецко-фашистской полевой комендатуры с угрозой расстрела за саботаж и несоблюдение оккупационного режима:

«1. Кто будет захвачен в повреждении телефонных проводов или других военных приборов — будет расстрелян.

  1. За хранение оружия военного, а также охотничьего, амуниции, всякого рода радиоаппаратов — подлежит расстрелу. Все вышеупомянутые предметы должны быть немедленно сданы местному немецкому коменданту. Склады оружия, снарядов, а также минные поля должны быть немедленно донесены. За такое донесение будут выдаваться награды.
  2. О людях, не принадлежащих деревне или селу, а также о бывших красноармейцах должно быть немедленно донесено, кто этого не сделает и будет скрывать — будет расстрелян.
  3. Кто имеет сведения о партизанах — должен сделать донесение немецкой власти. Поддержка и помощь партизанам будет наказываться виселицей.
  4. Покидать места жительства воспрещается, кто будет на дороге или в лесах встречен — будет расстрелян.
  5. При наступлении темноты до рассвета воспрещается покидать свои жилища.

Помогайте немецким войскам, и вам будет лучше житься!

Командующий германскими войсками».

Подпольщики соблюдали строгую конспирацию, чтобы не попасть в руки врагам. Ведь уже были случаи, что в районе несколько товарищей погибло.

И когда Цуранов уходил от Вольских порой на сутки, а то и больше, он особенно тщательно анализировал каждую ситуацию, тщательно проверял весь предстоящий путь, выспрашивал у Моти все мелочи, все события. «В нашем деле мелочей не должно быть — партизан, как и сапер, ошибается только один раз», — часто говорил он. Потом, когда Цуранов ушел от Вольских, эти советы, наставления Мотя не только вспоминала, но и брала их на вооружение.

В январе 1942 года Красная Армия разгромила немецкие армии под Москвой. Эта победа укрепила веру советских людей в успех борьбы, в окончательную и полную победу над фашистской Германией. Она еще больше укрепила Готовность советских людей довести начатое дело до конца. Победа под Москвой явилась стимулирующим фактором в процессе развития и становления партизанского движения на Смоленщине. Партизанские отряды перешли от мелких операций к решению сложных задач: уничтожали вражеские гарнизоны, восстанавливали Советскую власть, проводили диверсии на вражеских коммуникациях.

К этому времени басинское подполье уже обрело крылья, были налажены связи, выполнялись конкретные задания. Подпольщики помогали красноармейцам и командирам нашей армии, оказавшимся на занятой врагом территории: доставали им хлеб, одежду, выводили в безопасную зону. Все чаще Вольские стали думать о том, чтобы уйти в партизанский отрад. Но их очень тревожила судьба племянников Тани и Вани. Ведь под расстрел первыми стали попадать именно партизанские семьи. А остальные ребята? Их ученики, басинские мальчишки, девчонки?! Командир Красной Армии Поликарп Степанович, которого они укрывали, агитировал их уйти через линию фронта вместе с большой группой красноармейцев. Но одна мысль, что ребята останутся здесь одни, не давала Моте права даже подумать об этом. Все чаще стали доходить слухи о зверствах фашистов над детьми. В Петрищеве расстреляли четырех мальчишек: Петю Обручева — 12 лет, Толю Забавкина — 15 лет, Мишу Москалева и Сережу Тупиченко — по 14 лет — за то, что они отказались рассказывать о своих родных, ушедших в партизаны.

Мальчишки и девчонки военного времени не могли скрыть свою ненависть к фашистам. Она была не только в словах, которыми они пользовались, не имея другого оружия, но и в глазах. И немцы это видели. Сопротивление детей вызывало у них особую ярость. В партизанские отряды то и дело поступали страшные вести: «В деревне Бурцево Духовщинского района фашисты собрали всех мальчишек-подростков, выстроили и тут же расстреляли. Основание — отказ мальчишек выполнять их приказы. Спасся только Миша Бабишкин, которого мать переодела в девчоночье платье».

Подпольщики все чаще стали говорить о том, как отвести беду от ребят.

— Ну как их удержишь? Мальчишек особенно?! — спрашивал Лозовский.— Им на все немецкие приказы наплевать! Ничего не боятся! Вы слышали, что они придумали? — И рассказал: — Мальчишки из Булгакова нашли винтовку, наган. А патронов нет. Но пострел ять-то охота. Вот они и решили автоматные патроны переделать на наганные.

— Это как же? — удивилась Мотя.

— А вот как. Из автоматного патрона пульку вынут, порох высыпят и под напором воды, как поршнем, выдавливают пистон. Потом пистон вставляют в гильзу наганного патрона, добавляют пороху, при этом пульку стачивают до нужных размеров, и патрон готов!

— Ну, изобретатели!

— Эти изобретатели учились стрелять рядом с деревней, а в ней — немцы!

— Уж не рук ли Петра Антонова это дело?

— Его!

— Смелый мальчишка! Все в партизаны рвется. Ох боюсь я! Их в Булгакове целая группа, как бы беды не вышло!

Мотя не случайно опасалась. Как говорят, в деревне шила в мешке не утаишь. Что у мальчишек есть оружие, кто-то, видимо, узнал. Однажды Пете, когда он вернулся домой после очередного сбора патронов, соседи сказали, что мать вызвали в полицию. Он тут же выскочил на улицу и увидел идущую с полицаем мать.

—Сынок, какое у тебя ружье? Отдай! — запричитала она.

Полицай, не говоря ни слова, схватил Петю и поволок. Со слезами бежала за ними мать, голося на всю деревню:

— Сыночек, отдай ружье, они убьют тебя!

Петю приволокли к бывшему сельсовету и доставили к стенке. Немец, стоявший напротив, взвел затвор. Мать бросилась на колени перед немцем.

— Мамка! Мамка! Не смей перед ними стоять на коленях! — закричал Петя.

Именно в этот момент прибежал на выручку отец Петиного дружка Васи Белоусова.

— Не троньте Антонова, вот вам ружье! — и бросил винтовку.

«Винтовку-то принес, а затвор спрятал, — подумал Петя.— Ох, хитер дядя!"

Только дома, увидев трясущуюся мать, понял Петя всю серьезность происшедшего. Но не испугался. Он решил помогать партизанам, а потом попроситься в отрад.

— Нет, если уходить в лес и бить фашистов, то в наших краях, чтобы в любую минуту мы смогли прийти на помощь ребятам,— говорила на очередной встрече подпольной группы Мотя.

И вот решение принято. В феврале 1942 года почти в полном составе знакомыми тропами пришли басинские подпольщики в Гришково, в отряд Сергеича — Александра Сергеевича Туровского, который был командиром отряда.

В конце февраля 1942 года отряд Туровского выехал из Гришкова и вел активные действия против фашистов. В ночь на 8 марта в бою в деревне Воскресенское были ранены А. С. Туровский и Г. З. Соколов. Командиром отряда стал А. Е. Соколов, комиссаром П. Ф. Цуранов. Басинцы радовались: снова они вместе с Петром Феоктистовичем, только теперь уже в партизанском отряде с оружием в руках, будут защищать свою Смоленщину.

Пётр Феоктистович Цуранов, секретарь Духовщинского райкома партии. Погиб в тылу врага.

 

 

 

 

Никифор Захарович Коляда и переводчица Мина Абрамовна Малая