«Лучше вас никто не справится»
Первыми помощниками партизан были подростки. Мальчишки и девчонки рвались в бой, потому что рядом был враг, принесший в их дом горе, смерть близких, издевательства и унижение. И как ни старались партизаны ограждать их от боевых операций, они не желали сидеть сложа руки в тылу. Участвовали они и в совместной операции отрядов Апретова и Соколова против немецкого гарнизона у деревни Закуп 25 марта 1942 года. Операцией непосредственно руководил Никифор Захарович Коляда.
Илюшку Терентьева в шутку называли Ильей Васильевичем. Белобрысый, худой, нескладный, он очень хотел походить на взрослого партизана. Даже курить как-то взялся, да Мотя вовремя заметила:
— Эх, дурачок, да неужели с этого настоящим партизаном станешь? Смотри, весь от кашля зашелся! Увижу еще, ни в одной операции участвовать не будешь!
А для мальчишки это хуже любого наказания. Слово свое он сдержал, и его взяли возницей. Он сидел в широких розвальнях рядом с Акимовым, которого прозвали за доброту Шабром, и с удовольствием прислушивался к веселой перебранке между Акимовым и партизанами. Акимов добродушно отшучивался. Пантелей Михайлович прекрасно понимал, как необходима сейчас партизанам эта словесная разрядка. Они ехали на ответственное задание. Разговаривая, он все время поглядывал в ночную темень. И хоть вряд ли в распутицу да ночью немцы полезут, но надо быть настороже, особенно когда ты — старшой. Он не раз оглядывался в сторону, где сидела Мотя. Женщинам в отряде куда трудней, чем мужчинам. И поэтому он часто говорил Вольскому, чтобы тот не отпускал ее от себя. Знал он Мотю по подполью в Басино, знал ее горячность, беспокоился за нее.
— Была бы моя власть, ни одной бабы не взял бы в отряд, — пошутил Акимов.
— Вашу точку зрения, Пантелей Михайлович, я давно знаю, — перешла Мотя на официальный тон.
Все прислушивались к этой беззлобной перепалке друзей, которые в любую минуту встанут на защиту друг друга. Илюшка Терентьев понял, что настал его черед:
— А мне чего сейчас вспомнилось! Вот по этой дороге мы с отцом в тридцатые годы на базар в Духовщину ездили. Боялся я — страсть! Зароюсь головой в сено и дрожу. Отец мне рассказал, что здесь банды хозяйничали: убивали, грабили. Правда, нападали чаще на нэпманов и спекулянтов.
— А мы в прошлом году здесь с ребятами столько оружия подобрали: винтовки, патроны, — добавила Мотя.
Все замолчали, зарывшись носами в жесткие воротники. Ночная туманная изморозь давала о себе знать. Взвод партизан во главе с Богдановичем ехал к деревне Закуп. По данным разведки, там вчера видели немцев.
Батя предположил, что фашисты захотят обойти главные силы партизан во главе со штабом, ведущие бой западнее Духовщины. Они наверняка попытаются ударить в обход» с тыла, с севера. Задача группы Богдановича — помешать карателям.
Миновав лесок, розвальни выехали на поляну. Впереди, километрах в двух, темнела деревенька. Вернулся разведчик — в деревне пусто, все жители куда-то подевались, осталось только несколько старух. В одной избе оставили Богдановича, так как он незадолго до этого попал под бомбежку — как он сам выразился, «стукнуло по хребтине», — и у него болела спина. Остальные быстро заняли исходные позиции. Михаил Вольский расположился со своим пулеметом в снежной траншее, на бруствер которой затащил «максим», замаскировав его. Спрятались и остальные. «Молодцы все-таки ребята», — подумала Мотя, оглядываясь на вырытые в плотном осевшем снегу траншеи, ходы сообщения, бойницы.
— За каких-то два часа успели. Без лопат, досками да фанерой, и часок на сон прихватили! — доложила связная Вольская Богдановичу.
Анатолий Григорьевич, лежа в избе, через Мотю отдавал распоряжения.
Стояла утренняя тишина. Вдали рассеивалась дымка изморози. Михаил напряженно всматривался вдаль, и вдруг у видимой полоски горизонта снег словно заволновался. «Что такое? Спокойно, без паники!» — убеждает себя Вольский и снова внимательно всматривается. И вот уже в розовых отблесках зари видны колонны людей в белых маскхалатах. Михаил оглянулся: все заняли позиции. В среднем окопчике Мотя, рядом с ней Илюшка Терентьев и Ваня Дмитриев. С другой стороны Матвеев. Стрелять рано, надо было подпустить немцев поближе.
Колонны ничего не подозревающих фашистов все ближе и ближе подходили к линии засады. Первая колонна уже метрах в ста пятидесяти. Сзади еще две, человек по сто.
— Смотри, — шепнул Вольский Матвееву, — двое-то впереди в гражданском. Проводники, предатели. — Ты режь по колонне, а я вот того фрица возьму, офицера.
— Ребята! Их же в десять раз больше! — крикнул кто-то.
— Командир приказал стоять, без приказа не отходить!
— передала по цепи Вольская.
И когда до засады оставалось метров семьдесят, мартовское утро разрезала длинная пулеметная очередь. А потом «заговорили» и остальные пулеметы, автоматы, винтовки. Прошло несколько минут, пока фашисты опомнились. Все плотней рой пуль над партизанскими брустверами. Вдруг замолчал «максим», Матвеев тяжело сполз по мокрому снегу. Вольский бросился к нему. Алел снег вокруг от брызжущей изо рта крови.
— Мотя! Мотя! Сюда!
Но было уже поздно.
— Почему не стреляете? — крикнула Мотя и, увидев убитого Матвеева, скомандовала: — Огонь! Огонь!
Нескольких минут замешательства было достаточно, чтобы немцы повели прицельный огонь, а кое-где перешли в контратаку. Вольский начал бить короткими очередями. «Максим» работал безотказно, но это была уже последняя лента.
— Мотя! За патронами! Быстро!
Мотя бросилась за угол дома. Матвеев убит, патронов Мише никто, кроме нее, не принесет. Только она успела повернуть за дом, как услышала крик:
— Ребята! Немцы с фланга! Надо уходить! Командира спасайте!
— Назад! Без приказа не отходить! Застрелю каждого, кто струсит! — Вольская под градом пуль молниеносно оказалась среди бойцов.— Миша, пулемет на фланг!
Услышав, что перестрелка началась уже на левом фланге, Вольский понял, что Мотя права. Ухватившись за ледяные, скользкие дужки пулемета, он стал отползать назад. Ему казалось, что он все делает плохо, медленно, долго. Прополз до угла деревянного хлева и, развернув пулемет, резанул по фашистам, которые были уже радом. Но пулемет захлебнулся. Кончились патроны. На крайний случай каждый имел по две гранаты. «Кажется, этот случай наступил», — подумал Михаил и одну за другой бросил гранаты. И вдруг услышал сзади:
— Миша! Это я!
Вся в грязи, подползла Мотя и бросила коробки лент. А за нею с криками «Ура!» заняли круговую оборону партизаны. Мотя никак не могла отдышаться. Кажется, все силы ушли на то, чтобы дотащить патроны и на этом фланге поднять ребят в атаку.
«Но почему не стреляет Миша?» — Мотя подняла голову. Весь рот у Михаила в крови.
— Ранен? — чуть не кричит Мотя.
— Руки! — отвечает Миша и беспомощно разводит ими.
Мотя поняла все. Он не может открыть защелку у коробки: руки застыли. Попытался зубами.
— Держи варежки, растирай! Растирай!
А сама, открыв коробку, зарядив пулемет, оттолкнула Михаила и глянула в прицельную раму. Она так увлеклась охотой за барахтающимися в снегу фашистами, что не сразу расслышала слова, обращенные к ней:
— Молодец, связная, спасла положение!
А через несколько минут, когда немцы отошли, прозвучала команда:
— Занять оборону!
Она узнала голос командира Богдановича.
«Не выдержал, пришел! Как только боль-то свою одолел?» — подумала Мотя.
— Задачу мы выполнили, больше сотни фашистов уложили, а остальные не сунутся! Будем ждать наших! — сказал Богданович.— Спасибо, Вольская! Здорово выручила.
И тут все увидели бегущих с фланга партизан. Громкое “ура” заполнило округу. Гитлеровцы были разбиты. Они потеряли убитыми свыше 100 солдат, партизаны захватили оружие и боеприпасы. Это была настоящая победа первого партизанского батальона Апретова, сформированного всего несколько дней назад. Но в этом бою погибли Матвеев, Илюшка Терентьев и Ваня Новиков. Для Илюшки и Вани это был первый и последний в жизни бой. Совсем мальчишки. О них потом часто вспоминала Мотя. Смерть подростков всегда вызывала у нее протест своей страшной несправедливостью.
Жизнь в партизанском крае налаживалась. Только на территории Духовщинского района Советская власть была восстановлена в шестнадцати сельских Советах из двадцати пяти. 1 мая 1942 года райком партии вышел из подполья. Такая картина наблюдалась и в других районах Смоленской области.
Партизанский батальон Апретова, где воевали Вольские,
мая 1942 года был переформирован в Первую смоленскую партизанскую бригаду, командиром ее остался Апретов, комиссаром утвердили А. Г. Богдановича. В бригаде установилась тесная связь со Смоленским обкомом партии. В отрядах часто бывали представители ЦК ВЛКСМ, обкома партии и обкома комсомола. Они помогали налаживать партийно-политическую работу среди партизан и местного населения.
Летом 1942 года партизанское соединение «Батя» обороняло каждый населенный пункт, дралось за каждый рубеж, вело напряженные бои.
Местное население пополняло ряды партизан и рейдирующих частей Красной Армии, снабжало их продуктами питания и одеждой.
Люди жили по советским законам. Восстанавливали колхозы, организовывали коллективы художественной самодеятельности для обслуживания трудящихся района и партизанских отрядов, работали больницы, открывались школы. 30 июня 1942 года Духовщинский райком ВКП'(б) и исполком районного Совета депутатов трудящихся постановили провести в партизанском крае набор молодежи и отправку ее в советский тыл. для обучения в шкалах ФЗО и ремесленных училищах.
К июлю гитлеровское командование начало стягивать вокруг партизанского края силы. Фашисты жгли деревни и посевы, зверски уничтожали мирное население, не щадили стариков и детей. Детям угрожала опасность. Эту опасность учительница, партизанская разведчица Мотя Вольская чувствовала летом 42-го года не раз.
Из сообщений Совинформбюро узнавали партизаны о зверствах фашистов в Смоленской и других областях.
Утреннее сообщение Совинформбюро 1 марта 1942 года: «Жители села Потапово Смоленской области совместно с представителями Красной Армии составили акт о чудовищных преступлениях гитлеровских мерзавцев. В акте говорится: отступая, немцы согнали 47 жителей сел Дорохово и Потапово в 2 дома, заперли их, а под дома заложили мины замедленного действия. Через несколько часов дома взлетели на воздух. 47 стариков, женщин, детей погибли. Совершив это, гитлеровцы подожгли деревню. Уничтожен 41 дом».
Вечернее сообщение 3 марта: «В деревне Ошково Смоленской области гитлеровские мерзавцы расстреляли 21 колхозника, в том числе Решетникова А., Фролова Н., его жену Ефросинью, их сыновей Сергея, 17 лет, и Николая, 13 лет». От 5 марта: «Гитлеровцы разрушили и сожгли деревню Костино Смоленской области. Из 118 домов в деревне осталось только 8. Загнали в дом и заживо сожгли Победина А. М., его жену — учительницу, детей Люсю, Надю и Маш».
Тяжело было слышать о гибели взрослых, но мириться с гибелью детей просто невозможно. Вот почему все так близко к сердцу приняли Обращение к женщинам всего мира на митинге, который состоялся 19 апреля 1942 года в Москве: «Матери, подруги, сестры! Мы призываем поднять свой голос протеста против массовых убийств, неслыханных издевательств и мучений, которым подвергает немецкая армия ни в чем не повинных детей. В детях будущее народов, будущее культуры и человечества! Жизнь детей — наша жизнь, их счастье — наше счастье. Защищать детей от смерти и страданий — наш долг перед человечеством».
В райкомах партии и комсомола, в штабах соединений и отрядов все острее вставал вопрос: «Как спасти детей?» Как-то Батя при встрече с инструкторами ЦК ВЛКСМ Федором Исайченковым и Еленой Голубевой (они работали в соединении с конца апреля 1942 года) высказал мысль об отправке детей. Ведь партизаны уже отправили за линию фронта 12 тысяч мужчин призывного возраста, которых спасли от угона на фашистскую каторгу, но не смогли принять в партизаны из-за недостатка вооружения. Представители ЦК ВЛКСМ и обкома комсомола поддержали предложение партизан и привлекли на помощь комсомольцев, подпольные райкомы ВЛКСМ.
Тщательно разрабатывался маршрут предстоящей операции «Дети». В мае 1942 года заместитель командира партизанского соединения Иван Алексеевич Воротников, комиссар Петр Иванович Соколов и двое партизан на конях обследовали вероятный маршрут отправки детей, дали указание о расстановке постов возле участков минирования.
Побывали они и в штабе 4-й ударной армии и просили оказать содействие в отправке детей.
Батя согласовал этот вопрос со Смоленским обкомом партии. В июне состоялось совещание представителей партизанских бригад, где шла речь о подготовке детей, об организации питания и были назначены сопровождающие. В конце июня Никифор Захарович Коляда встретился с секретарем Слободского райкома партии М. Н. Шульцем и договорился о питании, когда дети прибудут в Слободу. Побывал он и у командующего 4-й ударной армией генерал-лейтенанта В. В. Курасова и просил его оказать помощь в доставке детей к станции Торопец.
Поскольку проведение предстоящей операции содержалось в строгой тайне, о ней знали пока немногие. Мотя Вольская и подумать не могла, что будет иметь к ней прямое отношение.
Неожиданно ее вызвали в штаб соединения «Батя». Никифор Захарович Коляда вызывал нечасто, а если уж вызывал, то по какому-то сложному и серьезному делу.
— Матрена Исаевна! Буду называть вас просто Мотей, не возражаете? Ваш возраст пока позволяет, — и Батя мягко улыбнулся в пушистые усы. — Присаживайтесь. Разговор будет долгим. Мы немало думали над тем, кому поручить отправку детей в тыл. Это нелегкое дело. И с комиссаром Соколовым советовались, и с Петром Феоктистовичем Цурановым, и с представителем ЦК ВЛКСМ Исайченковым. Все пришли к выводу: лучше вас никто не справится. Не мне вам рассказывать, что сейчас немцы в деревнях вытворяют. Надо спасать детей! Нельзя допустить, чтобы ребят угнали в Германию. — Батя сжал кулаки, взгляд стал жестким. — В районе, где действует наше соединение, сейчас тысячи ребятишек. Наша задача: в самый кратчайший срок собрать в окрестных селах и по лесам детей, убедить родителей, что это крайне необходимо, и нашим “коридором” протеста их до Торопца. Там — в эшелон и на Большую землю!
— Но до Торопца больше двухсот километров! — вырвалось у Моти.
Батя внимательно посмотрел на нее:
— Именно поэтому выполнение задачи особенно трудно. Но мы эту операцию готовим, в июне я провел совещание представителей партизанских бригад, даны все указания к этой большой операции, разработали маршрут... Этим путем уже прошли первые. Правда, это взрослые. Через партизанский коридор переправлено 12 тысяч мужчин призывного возраста. С детьми, конечно, посложнее, но есть уже первые ласточки. Вам Петр Феоктистович не рассказывал? — он кивнул в сторону секретаря райкома.
— Мотя, да ты, кажется, знаешь ее? Александра Никитична Никуленкова из Мошковической школы? — напомнил Цуранов.
— Мы с ней встречались на методобъединении.
— Так вот, она вместе с вожатой своей школы переправила в тыл более сорока детей. А совсем недавно нам сообщили, что еще одна учительница из Спас-Угловской школы Духовщинского района доставила в тыл тридцать ребят. Все живы. Правда, им пришлось нелегко, добавил Батя. — И вот узнал: две девчонки из-под носа у немцев, у самой Каспли, больше сотни ребят увели. Молодцы. Маша Морозова и Оля Терентьева — так их зовут? — обратился он к Цуранову. Тот кивнул.
— На днях ушла еще одна группа. Более ста ребят. Повели их Анна Кирилловна Лупина и Надежда Ивановна Осипова, тоже учительницы.
Мотя сначала не заметила говорившего в темном углу, а когда он вышел к столу, узнала в этом высоком красивом парне инструктора ЦК ВЛКСМ Федора Исайченкова, которого знали все комсомольцы.
— Я сам их проводил до пункта питания в Слободе. Настрой у них хороший, думаю, пройдут. Наш инструктор Лена Голубева работает в Демидовском и Касплянском районах по отправке детей. ЦК ВЛКСМ считает, что сегодня важнейшее дело — вывезти в тыл ребят, причем самую многочисленную группу.— Вот вам, Мотя, мы и поручаем это нелегкое задание. В помощь даем учительницу Полякову и медсестру Громову, больше не можем, — и Батя как-то смущенно развел руками.
Варвара Сергеевна Полякова была почти ровесница Моти. До войны они встречались в районе, где Варвара Сергеевна возглавляла методсовет учителей начальных классов.
Фельдшера Екатерину Ивановну Громову из Петрищева хорошо знали в округе. Хоть и молода была, а за советом к ней и старики ходили. Без колебаний она стала верной помощницей партизан. Десятки бойцов и командиров Красной Армии спасла Катя. Оказав первую помощь, она отправляла их в больницу в Фалисы, которая работала даже во время оккупации. После того как в деревне Мисуково были расстреляны жена Катиного брата с двухмесячной Верочкой, Катя пришла в отряд Соколова.
Сколько будет ребят? Тысяча? Две? Пока никто не знал. Все были убеждены только в одном — вывезти как можно скорее и как можно больше. Все молчали, словно понимая, что творится сейчас в душе Вольской. А она вдруг представила себе эту огромную колонну, растянувшуюся на несколько километров, и трех женщин рядом. Мысли лихорадочно метались: «А если налет? А чем кормить? Как уберечь всех?» В штабе ждали ответа...
— Задание ясно! — ответила Мотя.
— Тогда за дело! Все детали операции «Дети», а мы назовем ее именно так, вы уточните с Соколовым и Цурановым. В добрый час! — Батя и Исайченков крепко пожали ей руку.
— Помните, товарищ ребячий командарм, — добавил Батя, — вас будут всю дорогу надежно и незаметно сопровождать верные наши люди, лучшие партизаны.
Из штаба Мотя вышла вместе с Петром Феоктистовичем. Все волнение, которое она тщательно сдерживала, прорвалось сейчас. Она ревела, как девчонка, не стесняясь Цуранова, а он, понимая ее состояние, давал ей выплакаться. Ведь ей еще только двадцать четыре года. Такую задачу мужчинам здоровым бы поручать, а где их взять? Они здесь, под носом у фашистов, должны делать свое дело — бить и бить этих гадов!
Мотя уже успокоилась. Цуранов по-отечески вытер остатки слез и сказал:
— Надо, Мотенька, надо. Больше некому. И ты это сделаешь лучше других. Я-то тебя знаю. Давай-ка покумекаем, с чего начать операцию...
Приказ об эвакуации подростков в тыл не все партизаны в бригаде приняли как свое кровное дело.
— Да разве можно такую шантрапу организовать, вести болотами и минными полями? Сколько их наберется? Сотня? Две? А может, тысяча? — недоумевал партизанский ездовой Вася Сальников, сам из здешних — духовщинских.
И причем тут мы, партизаны? Пусть этим занимаются работники райкомов партии, райисполкомов, сельских Советов, комсомол, наконец! — поддерживали другие.
— К тому же мы останемся без помощников. А кто лучше всех обстановку знает на селе, в округе? Мальчишки и девчонки. Кто собирает оружие, патроны? Кто приносит хлеб, картошку? Опять же они, ребята!
— Да и родители согласятся ли?
Разгоралась настоящая перепалка.
— А вы уже забыли, как расстреливали мальчишек из партизанских семей? Да и просто тех, кто помогал партизанам? — напомнил всем комиссар Первой бригады Петровичев, прошедший по всем взводам.
Уже позже станет известно заявление Гитлера 16 июля 1941 года на совещании в верхах: «В принципе речь идет о том, чтобы правильно разделить огромный пирог, дабы мы могли: во-первых, им овладеть, во-вторых, им управлять, в-третьих, его эксплуатировать. Русские теперь отдали приказ о партизанской войне за линией нашего фронта. Эта партизанская война имеет свои преимущества: она дает нам возможность истребить всех, кто против нас».
И, поддерживая комиссара, зашумели, заговорили наперебой:
— Витю Фомичева, сына Григория Яковлевича, председателя колхоза, уже к стенке ставили? Только случай и его сообразительность помогли!
— А Ванюшку Козлова?
— А Петю Антончика?
— А ребятишек из учительских семей, детей коммунистов?
Все понимали справедливость и необходимость задуманного штабом и райкомом дела.
У Моти глубоко в сердце засела печаль о судьбе Васи Лобанова, Тани Страусовой, Маши Лобановой... Она не раз представляла себе ужас Маши и Тани, привязанных к березам и сожженных... Они снились ей по ночам, часто мерещились наяву. Она помнила рассказ Ильи Одинцова, командира партизанского отряда, как искали фашисты мальчонку из Плотов — Мишу Строганова, заподозренного в связях с партизанами. Обозленные, что не нашли его (а мальчишку тем временем успели переправить в тыл), каратели заколотили окна, двери его дома и подожгли. В доме сгорели отец, мать, двое братьев — пяти и девяти лет.
Все командиры взводов, особенно активно Федор Асачаков и Федор Цепов, разослали партизан по деревням:
— Ребята, времени нет. Давайте-ка от разговоров к делу, хотя и устали в бою, а надо разойтись по деревням и собирать детей в дорогу.
В назначенные сроки в ночь с 22 на 23 июля 1942 года Мотя, как и многие бойцы Первой и Второй бригад соединения «Батя», не сомкнула глаз. Секретарь комитета ВЛКСМ Первой бригады Дмитрий Иванов со своим активом пошел на самые опасные участки, туда, где надо было брать детей из-под носа фашистов. А Мотя за ночь побывала в нескольких селах. Собрания проводила при лучинах и коптилках. Среди слушавших были и ее ученики. Всех разглядеть было невозможно, но ее убежденность в необходимости того дела, которое ей поручили, передавалась людям. Мотя чувствовала: они верят ей, верят партизанам, всем, кто здесь, в глубоком тылу врага, ведет борьбу за будущее детей.
— Вы знаете, товарищи, какое сейчас положение. Немцы свирепствуют. Зачем гибнут дети? Готовится новая отправка подростков в Германию. Нам надо опередить фашистов. Времени на сборы — сегодняшняя ночь. Сбор утром в Елисеевичах, у, школы.
Убеждать, уговаривать пришлось немногих. Больше, пожалуй, приходилось отвечать на вопросы: «Как они пойдут? Куда повезут детей? Как разыщут их потом родители?» И это было самое трудное. Что могла она ответить? Единственное, в чем была убеждена, что на Большой земле ребята не пропадут, там о них позаботятся. Только бы пройти весь этот страшный своей неизвестностью путь. Только бы довести детей! Но Мотя загоняла страх поглубже, твердя себе: «Это необходимо, я должна, мне, и никому другому, это доверили...»Мотя собиралась в дорогу. Эта дорога не была похожа на все предыдущие. На руках у нее было командировочное удостоверение, выданное в июле 1942 года: «Духовщинский РК ВКП (б), исполком районного Совета просят все организации оказывать содействие Вольской М. И., сопровождающей детей в советский тыл.
Секретарь Духовщинского РК ВКП (б) П. Цуранов”.